Все о рыбалке в Сибири. На Оби, в Новосибирске

  Начало осени – самое, наверное, желанное время для рыболовов-спиннингистов. Хищник сонными сентябрьскими закатами хлёстко бьёт хвостом на прибрежных косах и отмелях, качая желтоглазые кубышки, преследует тяжёлую колеблющуюся блесну на бровке глубокой ямы, крутит тихую воду пенистыми бурунами в коряжниках-жабовниках, гоняясь за плотвой. Словом, разбойничают водные корсары всех мастей, жируя и готовясь к долгой зиме, когда под тяжёлым слоем льда и снега станет душно и темно. И броски щуки не будут такими азартными и яростными, как в сезон осенней охоты.
 
Природа осунулась от неяркого света сентябрьского солнца и студёных утренников, но похорошела  от яркоцветья малиновых клёнов среди золота берёзовых рощ.  Эти яркие краски естественно сочетаются с высоким прозрачным небом, подёрнутым лёгкой дымкой. И уже летят-летят паутинки – предвестницы бабьего лета. Это – золотая осень.  
     
 
Нельзя совмещать работу и рыбалку. Это, казалось бы, прописная истина, но именно всё так и получилось. А началось всё с того, что мне позвонили с волжской деревеньки Арда с просьбой настроить пианино у всех знакомых и незнакомых рыбаков в округе, чьи дети учатся музыке и занимаются в местной школе искусств. А позвонил старый друг, пират и волжский рыбак-браконьер Леонид Гуляй-Нога. Прихрамывает  старый товарищ, и ногу у него заносит в сторону. Вроде бы, ничего весёлого, но вот прозвали так односельчане, и всё тут. В глаза никто, конечно, не назовёт так. Но между своими да друзьями друзей проскальзывает иногда прозвище Лёни. Есть в нём что-то от лихих волжских ватаг и атаманов, стругов и баркасов, разбойных набегов и всей той вольницы времён Стеньки Разина. А браконьеры здесь все. Не мойвой же ржавой питаться, живя на волжских берегах. Поэтому жители деревни и ставят сетки, жаки и прочие ловушки. Одно время многие только на это и жили, когда не стало работы в деревнях и лесных посёлках в муторные годы разгула гайдаров, чубайсов и прочих торопливых и бездарных проходимцев, жадных до лёгких денег и славы. Только славы они не добыли, разве что на заборе увидишь их имена, но только вот вслух и на бумаге не принято афишировать подобные хлёсткие обозначения. Коротко и ёмко, как всегда получается у ироничного и умного русского народа, навидавшегося всякого и всяких.
  Но вернёмся к рыбалке. Итак, еду работать, но ведь вода же рядом, волжские разливы Чебоксарского моря, зона затопления. Спиннинг и минимум приманок решил всё же захватить. Вдруг успею на воду выйти. А где-то внутри и тени сомнений даже не было. Это у воды побывать и снасти не намочить?… А работа? Если работа мешает рыбалке – бросай работу… Был такой принцип. Нет, сейчас такой принцип уже не пройдёт. Времена не те, да и людям обещал инструменты настроить.
Часов в девять утра я уже захожу во двор дома Леонида. Хорошо у него дом расположен: на высоком берегу, под которым вольно и широко открывается гладь воды, видны острова, коряжники, протоки, а далеко-далеко, в туманной дымке синеет правый берег коренного русла Волги. На нём сквозь дымку проглядываются дома-коробки и трубы городка Козьмодемьянска, который здесь называют Кузьмой. 
 
Встречает меня лаем не старый Мухтар, а какая-то собачонка. А там и хозяин вывалился из избы. 
     – А-а, Саня, заходи-заходи! Молодец, что приехал!
     – Привет, дружище. Лёня, а Мухтар твой где?
     – Всё, Саня, нет Мухтара. Старый он был.
 
Да, такова жизнь. Никуда не уйдёшь от этого. Но столько лет он встречал нас во дворе Леонида…
     – А ты, смотрю, весёлый, Лёня. Вроде, завязал?
     – Завязал-завязал… Развязал, – весело пыхтит  сигаретиной Леонид. – Скучно стало…  
     – Понятно. Бывает. Ну, чего, ненадолго на воду выйду, а потом работать. Лодка-то жива?
     – Жива, чего ей сделается. Правда, протекает по швам, не смолил в этом году. Вычерпаешь.
Лёня подумал немного и заявил: 
     – А давай-ка я с тобой, дома всё равно делать нечего, да и Нина ворчит.
Леонид оглянулся на дверь сеней. 
     – Я ведь уже не один день гуляю…
Я зашёл в дом, поздоровался с Ниной – женой Леонида, выложил городские гостинцы. А там и спустился с Лёней к береговой отмели под крутояром, где стоят лодки обитателей деревеньки Сенюшкино.
 
Едва отошли от берега, как Леонид вынул из кармана бутылку.
     – Давай, Саня, за встречу!
     – Нет, Лёня, мне ещё работать. Я только трезвый к инструменту подхожу. И твоей ведь внучке требуется настроить, надо, чтобы по уму всё было. Вечером посидим, после работы. 
     – Лады, а я приму за твоё здоровье…
Лёня принял, как видно, не первый раз за день и принялся мне мешать. Только сделаю заброс и начну проводку, как Леонид вдруг, вспенив вёслами, пойдёт куда-то в сторону. Вроде бы, и побуждения добрые – удержать лодку на свежем ветру и волнах, но всё мимо получается. Блёсна только впустую проходят путь, теряя скорость и характер игры.
Наконец мне надоело это пустое барахтанье на волнах. К тому же в воде всё словно вымерло – ни единой щучьей хватки, ни даже поклёвки окуня.
     – Лёня, давай к берегу. Пойду работать. Но завтра тебя с собой не возьму в лодку. Мешаешь. А мне бы хоть поклёвку увидеть.
     – Саня, как мышь буду сидеть. Дома скучно. Сам будешь на вёслах.
     – Ну-ну…
Отработав ударно день и настроив пять фортепиано, копаясь с ремонтом в поеденных молью  «Волгах» и «Октавах», возвращаюсь в Сенюшкино. Там, во дворе дома, застаю довольно странную и унылую картину. Лёня и его собачка ходят по двору гуськом, почти в ногу, арестантским тоскливым шагом. Увидев меня, Лёня ожил:
      – Саня, взял что-нибудь?
      – Взял-взял, дружище. 
 
Я его понимаю. Ситуация известная. Лёня крепкий хозяин, каким и надо быть в деревне, всё на нём держится да на Нине. Но когда даст выход волюшке-вольной, так на время и выпадает из жизни.
Я решил заночевать в баньке, чтоб у печки, с дымком и треском поленцев, как в землянке на острове. Лёня долго смотрел на меня, силясь понять, потом рассмеялся:
     – А-а, это у вас, городских, блажь такая, романтика. Меня ж Нина съест, чего, мол, гостя на улице бросил? 
Но, поняв, что меня не уговорить, взялся топить баньку, да матрас принёс из холодного пристроя.
До позднего вечера сидели с Леонидом в баньке, вспоминали прошлые годы. Выходили на свежий воздух, любовались полной луной, горящей в бездонном осеннем небе и проложившей серебряную дорожку на чёрной воде под обрывом.
     – Ну, пора на боковую, встаю в четыре утра, – говорю Леониду, готовя постель на полоке бани. 
     – В окошко стукнешь, встану.
  Встаю по будильнику мобильного телефона. Постучал в окошко. Леонид открыл измятый и заспанный.
     – Нет, Саня, буду спать. Рыбачь один.
     – Ну, как знаешь, – втайне радуюсь и спускаюсь с крутояра к лодке, стараясь не свернуть шею в этих местных «альпах». 
 
Всё утро хлестал спиннингом в ямах и мелководьях, но рыба не брала. Проверил все приманки, какие брал с собой. Осталась только черная вертушка № 4 с красными точками и золотистой внутренней стороной. Эту блесну-вертушку от фирмы «Блю Фокс» мне подарил сын, как довесок к подарку на день рождения.
Только начал цеплять блесну, как с берега послышалось:
     – Са-а-ня!.. Причаливай!.. Я зде-е-сь!..  
 
Ага, проснулся, не усидел, старина. Сказалась волжская закалка. Ладно, хоть чайку попьём  на бережку, а там ещё минут двадцать покидать, проверить Димкину вертушку и – на работу. 
Подхожу к берегу. Разводим костерок, пьём чай с бутербродами, угощаю Леонида самодельным копчёным салом, которое готовил на ольховых стружках. А он меня – деревенским молоком со сливками. Торопиться некуда. Утро рыбацкое уже отгорело, а на работу ещё рано, спят люди в выходной день.
 
Но вот и пора. Отходим от берега метров на тридцать, и я направляю лодку к полосе кубышек. Здесь, вдоль этой полосы, помнится, была ложбина на дне, что-то вроде бывшего оврага или русла речки, затопленной пришлой волжской водой. Где-то около четырёх-пяти метров глубина в этой русловой яме. А бровка, разделяющая яму и проходящая по границе лопушника, где-то около двух-трёх метров глубиной. Самое место. Но надежды на успешную рыбалку почти нет. Всё утро ушло на пустые проводки блёсен и воблеров. Только зацепил и оборвал испытанный воблер от «Рапала». Вот и весь результат. Видимо, не место здесь, рядом с деревней, для ловли хищника. Так, для очистки совести покидать, проверить подарок сына и – к берегу.
Заброс, начало проводки и… остановка! 
     – Зацепил?.. Коряга? – интересуется лениво Леонид. 
     – Нет, взяло что-то…
 
И точно, леска пошла в сторону. Вскоре у борта заплескалась щука килограмма на полтора. Беру её за «шиворот» без подсачека.
На следующем забросе взял окунь граммов на четыреста весом, а третий заброс принёс небольшого жерешка. Всё, мне уже пора на работу. А сил нет, как хочется рыбачить, хоть отменяй все свои обязательства. Но нет, когда ещё приеду сюда, а людям обещал. Идём к берегу.
 
Хотя я был склонен считать случайностью поимку трёх подряд хищников на вертушку «Блю Фокс», тем не менее по приезде домой приобрёл ещё несколько таких вертушек. А потом заказал в питерском интернет-магазине блёсны «Фишинг Эксперт» от фирмы «Акара» той же расцветки 194 – чёрные в алую крапинку. Все они у меня вошли в число избранных приманок, так как универсально ловят и окуня, и щуку разных размеров, особенно когда не работают другие приманки.
В тёплые и задумчивые дни начала осени хочется вернуться к тому бережку, где горят золотом березовые рощи, где на три заброса попались подряд три рыбины, но всё никак не получается. То ближняя речка заманит, то ветлужские разливы позовут, а то и лесное озеро станет целью рыбалки. Но я всё равно вернусь к волжскому крутояру и тихой воде под деревней Сенюшкино. Успеть бы только до «белых мух» и ледяных ветров, нагоняющих с Волги тяжёлую свинцовую волну…
     
Александр Токарев, фото автора
Комментарии ({{treeData.length}})

* Грубые и нецензурные комментарии будут удалены